включаясь в заботу о еще одном существе, а после о детях, мы обращаем жизнь в череду последовательных рефлекторных действий, заполняемых ее доверху рутинными процедурами и мыслями об обустройстве быта; отказываемся от индивидуальных черт во имя слепой удовлетворенности.
в этой поверхностности кроется рецепт единственно возможного подобия перманентного счастья, которое, впрочем, противно человеческой природе.
счастье, в подобных условиях, равно отсутствию страданий, неизбежно сопровождающих саморефлексию.
занимая голову и руки обыденными заботами, мы остаемся отвлечены от верениц бесчисленных вопросов, роящихся в праздных головах, без нужды погружаться в бездонную пропасть собственного сознания.
отсюда повальная компьютерная аддикция нашего поколения - за избытком свободного времени люди заполняют дни бессмысленными привычками, избегая себя.
10 November
3
по утрам солнце поднималось над сухо шелестящим тропическим лесом, озолачивая туманы залива. около девяти, все мокрые от влажного индийского жара, мы праздно посиживали под резво вертящимся потолочным вентилятором ресторана, уплетали яйца с хрустящим беконом, обложенным сочными ананасами, и, после, растягивались на шезлонгах в тени раскидистых ветвей дерева бодхи; вислые корни едва касались наших лбов, легко раскачиваясь на ветру. в воздухе душно разливались нежные запахи магнолий, розового олеандра и цветущего миндаля, перемежаясь с грузными нотками сандалового и апельсинового масел, долетающих из массажного салона неподалеку.
мы лениво потягивали кокосовое молоко из расколотого ореха, наблюдая за океаном, темной изумрудной линией очерчивающим горизонт.
в моей голове переливчато позванивала благостная пустота.