и тут мой мозг в очередной раз сыграл со мной злую шутку.
он выдал мне воспоминание, в котором я вся такая красивая и секси, и он весь такой мужественный и с цветами, и мы такие в ресторане едим ништяки, пьем вино из бордо, или бургундии и он рассказывает мне, как на новогодних каникулах мы поедем знакомится с его родителями во львов, а потом с сеcтрой тусоваться в ялту.
довозит меня на такси домой, прежде чем вернуться к себе, предлагает снять квартиру побольше, чтобы мы могли жить вместе, а вот он переносит меня через брусчатку, чтобы я не дай Бог не сломала каблук.
а потом я вспоминаю, что это все происходило через три недели после знакомства, в итоге обернувшись маниакальным преследованием, с полуночными звонками и угрозами нанести тяжкие телесные моему новому ухажеру; что его папаша криминальный авторитет с соответствующим мировосприятием, воспитавший сынка в духе крестного отца…

он бы конечно дарил мне цветы по выходным, и драгоценности по праздникам, купил бы маленькую красную тачку, оригинальные лабутены цвета айвори, а заодно и губехи в духе Хантингтон-Уайтли; я бы была довольна, потому что видела, как ссутся от него все телки кругом, а он был бы доволен, что у него есть такое чудесное сокровище как я, в кармане;
мы бы ездили в бангкок и париж, мумбаи и турин, на мальдивы и куда-нибудь в скандинавию. он бы красиво возмужал, был бы статусным самцом с тугим кошельком со статусной телкой, предположительно уже после того, как надул бы мне сиськи до четвертого размера;

и никогда, ни-ко-гда не перестал бы быть тем узколобым долбоебом, которым оказался после нашего расставания.
какие же бабы все же тупые, если мечтают о таком.

«Но нет, Рим — одно, а Бог — другое, человек еще скорбит о муках распятого Христа, и Господь печалится о жестокостях и властолюбии католической церкви, как некогда печалился он о грехах и горестях несчастного Иерусалима! О властолюбцы! О увенчанные митрами охотники за земными благами! И для вас пробьет час, когда сердца ваши, слабея с каждым ударом, ощутят, что есть Доброта выше человеческого сострадания, Любовь сильнее непреклонной, даже и для вас неминуемой смерти, Милосердие больше всякого греха, даже вашего греха, и Жалость, которая искупает мир и даже прощает священников.»
Виллет